До деревни оставалось всего ничего, когда путешественница решила, что не сделает больше ни шагу. Полевик что ли дорогу закрутил? Девчонка выбилась из сил, далёкие огни в окошках давно погасли, а топать было ещё о-го-го... Немного почертыхавшись по этому поводу, усталая странница свернула к обочине и побрела по влажной от вечерней росы траве, углубляясь в неведомую ночную темень. Решив, что достаточно хорошо укрылась от чужих глаз, девчонка с силой оперлась на свою клюку и, кряхтя и охая, потянулась свободной рукой вверх.
Прямо над её головой глухо застучало, пару раз грохнуло, зашуршало и...девчонку с головой накрыл старый потёртый плащ, некогда подбитый роскошным мехом, а сейчас основательно погрызенный молью.
Юная танцовщица выбралась из-под пыльных складок ткани, встряхнула плащ и расстелила его на траве, звонко чихая и немедля желая себе доброго здоровья.
Неловко повалилась на своё импровизированное ложе, вытянула ноющую ногу с неумело наложенной шиной, кое-как устроила распухшую лодыжку в мокрых лопухах, приятно холодивших кожу, и затихла до утра.
Проспала она, судя по всему, немало. Когда проснулась, солнце стояло уже высоко в небе, немилосердно золотя и без того знатно усыпанный веснушками нос. Девчонка вяло потянулась,  приподнялась на локтях, и удивлённо осмотрелась.
От поля, на котором она расположилась для ночлега, до деревни было рукой подать. И, видимо, кто-то из местных жителей бродил неподалёку, бормоча что-то вполголоса и внимательно разглядывая траву. Девушка...совсем молодая, несмотря на старомодную шляпку и здоровенную корзину, более подходящую бабушке, спешащей на рынок продавать свежие яйца.
- Здравствуйте, любезная сударыня! - окликнула девчонка незнакомку, стараясь казаться учтивой и воспитанной. - Вы что-то потеряли?

В первую минуту девчонка буквально потеряла дар речи: незнакомка с нездоровым азартом в глазах налетела и принялась рассматривать многострадальную ногу, изрядно распухшую и слегка посиневшую.
- Это я не годится?! - офигевшая горе-танцовщица на всякий случай постаралась отползти на другой конец плаща, подозрительно зыркая на сударыню из-под сурово сдвинутых бровей. - Да я, если хотите знать...
Тут она замолчала, вконец растерявшись, ибо закончить фразу, столь многообещающе начавшуюся, ей было нечем. И в самом деле, чем ей похвастаться? Куда она годится? С малых лет танцуя на площадях в больших городах да распевая непристойные песенки в кабаках, заслужила лишь репутацию отчаянной мошенницы и воровки, не позволяющую ей осесть в каком-нибудь тихом местечке и заставляющую постоянно скрываться от стражей порядка. А толку с той репутации? Денег так и не скопила, хотя счёт богатеев, однажды обнаруживших вместо тугой мошны на поясе лишь ловко перерезанные ремешки, уже перевалил за сотню. И на что она годна сейчас, с распухшей лодыжкой да непомерно раздувшимся самомнением?
- Я ещё очень даже... - неуверенно протянула девчонка и сникла под изучающим взглядом странной девушки. - А чего это вы так смотрите?

Нервно икнула и отшатнулась от протянутой к её волосам руки, переваривая только что услышанное. Еда? Одежда?? Кажется, эта девица решила её удочерить! Что ж... Лишь бы в последний момент не выяснилось, что незнакомка питается бродячими танцовщицами.
- Эээ...- девчонка потянулась за своей клюкой и демонстративно взвесила массивную палку на ладонях, многозначительно поглядывая на собеседницу. - В общем, спасибо, и это...
Не договорив, довольно ловко поднялась, опираясь на клюку, оправила подол платья и неожиданно миролюбиво заулыбалась, демонстрируя неровные, наползающие друг на друга верхние зубы.
Собственно, чем плох такой поворот событий? Ей сейчас действительно нужна помощь. Нужен кров и еда, за которые ей нечем платить. Пожалуй, приступ альтруизма, обуявший незнакомку, ей сейчас очень на руку.
- Как тебя зовут?
Девчонка смешно жмурилась, пряча глаза от ярких солнечных лучей.

- Ты точно это умеешь? - с сомнением спросила Перикола. Уж больно юной казалась целительница. Деревенские знахарки-травницы всегда представлялись ей шустрыми опрятными старушонками в вышитых передниках и с неизменным платком на голове, и чтоб узел непременно на самом лбу завязан. А Инь при всей простоте одеяния и обращения с образом местного лекаря ну никак не вязалась. Скорее уж походила на фрейлину какой-нибудь инфанты при дворе самого короля...если, конечно, принарядить.
Впрочем, выбирать не приходилось. Перикола попятилась к лавке, стоящей вдоль стены, уселась на неё и вытянула пострадавшую ногу, решив довериться Инь. Однако клюку из рук не выпустила: если целительница приговорит её к ампутации, можно будет немедля огреть её как следует и удрать огородами.

Изо всех сил зажмурившись, старалась вообще не думать о том, что там творит с её ногой целительница. Однако ничего ужасного почему-то не произошло. Инь действовала уверенно и спокойно, фиксирующая повязка туго стянула лодыжку, а наспех примотанная Периколой обрывками носового платка деревяшка переместилась куда-то вбок и перестала немилосердно колоть и натирать.
А вот жидкость из флакона совершенно не вызывала доверия. Перикола поднесла горлышко к носу, принюхалась. Пахло травами, но у Инь всё вокруг так пахло. Девчонка осторожно лизнула краешек флакона и на всякий случай сморщилась. Вкус показался ей смутно знакомым, слегка кисловатым и каким-то холодящим, но уж точно не горьким и не отвратительным. Набравшись храбрости, приложилась к горлышку и залпом опустошила пузырёк.
Прислушалась к внутренним ощущениям. Ничего... Только желудок, опомнившись, разразился протяжными жалобами, что, мол, со вчерашнего маковой росинки не видел, дайте ещё!.. Перикола смущённо заулыбалась, поднялась с лавки, балансируя на здоровой ноге и рассматривая больную.
- Спасибо...
Надо было ещё что-то сказать, какие-то очень-очень добрые слова, полные признательности, но Перикола никак не могла собрать их в связную речь.
- Ну...я пойду, умоюсь... - пробормотала себе под нос и направилась к двери, бабахая клюкой по полу. У порога обернулась, раскрыла рот, чтобы выпалить что-то очень умное, но осеклась, растерянно улыбнулась и отправилась искать баню.

- Я не упаду! - отозвалась Перикола, прыгая на одной ноге по двору.
Дворик выглядел чистеньким и уютным, но несколько заброшенным. Покосившийся плетень обвивали вьюны и повилика, в углу разрослась крапива, тропинку, ведущую к низенькой бане, делили между собой пырей и мурыжник, а пушистые метёлки ежи заглядывали в окна домика. Видимо, целительница считала, что каждая травка  в её деле хороша и нечего её изводить, пусть растёт.
За плетнём копошились соседские куры. Ворчливо переговаривались, просовывали головы в щели между прутьями ограды, подслеповато щурились и пытались дотянуться до мышиного горошка.
В приземистой баньке царили полумрак и прохлада. Два ведра с колодезной водой, оставленные на солнцепёке, успели основательно прогреться, но Перикола так и не смогла затащить их в баню. Поэтому процесс помывки несколько затянулся: девчонка, воровато озираясь и прижимая к груди платье, выскакивала нагишом с ковшиком наготове, черпала воду из ведер и шустро пряталась в бане, откуда немедля начинали доноситься радостное фырканье и плеск воды.
Как следует отмывшись и натянув на мокрое тело свой необъятный линялый балахон, вывалилась за порог и принялась полоскать свою спутанную гриву в ведре.

Выжав мокрые волосы, как тряпку, Перикола по-собачьи помотала головой, орошая двор тысячами брызг и превращаясь в жутковатого вида кикимору, потерявшую своё болото.
Повязка на ноге намокла и сделалась непреподъёмной. Перикола нашла свою клюку и поковыляла в дом, из окна которого явственно тянуло аппетитнейшими ароматами.
- Кхаа-ку-ххрррууу-кхааа!..- скрипучий пронзительный вопль резанул по уху. Перикола испуганно вытаращилась на здоровенного грязно-белого петуха, взгромоздившегося на плетень и душевно дерущего глотку под восторженный гомон кур.
- А ну пошёл отсюда! - возмутилась Перикола, замахиваясь на негодяя. Тот выкрутил шею, уставившись на девчонку круглым жёлтым глазом. И спрыгнул. Но не за забор, а прямо во двор, явно желая продемонстрировать курам-поклонницам своё мужество, героизм и величие.
Видит бог, Периколе уже доводилось удирать от сторожевых собак, от суровых стражников, от разъярённых горожан, от наглых пьянчуг... Но спасаться бегством от очумелой птицы, несущейся на неё на всех парах, растопырив крылья и грозно вздыбив перья на шее, ей ещё не приходилось.
- Кыш! Кыш! - заорала она, с перепугу зашвырнув в супостата клюкой, от которой тот ловко увернулся, продолжая свой наступательный манёвр.